|
Два московских гала Ульяны Лопаткиной на сцене Театра оперетты — первый был посвящен Ролану Пети, во втором исполнялись известные па-де-де — готовились быть чем-то неожиданным и многообещающим. Зная, насколько «больна» балетом наш главный «наблюдатель с линзой» фотокорреспондент НоМИ Марина Гуляева, мы с любопытством и радостью отправили ее в Москву.
Пети — первый западный хореограф, допущенный в советский балет: в 1973 году Майя Плисецкая добилась разрешения станцевать его «Гибель Розы» в Большом театре. Потом была постановка «Собора Парижской Богоматери» в Театре им. Кирова, «Сирано де Бержерак», «Собор» и «Пиковая дама» в Большом. В Мариинском театре в 90-е годы шли его «Кармен» и «Юноша и Смерть». Именно в последнем балете десять лет назад станцевала Ульяна Лопаткина, создав на сцене образ демонической возлюбленной героя. Знатоки балета уже тогда отметили, что балерина, ставшая символом всего самого возвышенного, получившая официальный статус Божественной, стала тяготиться жесткими рамками классического амплуа. После «Юноши и Смерти» последовала «Гибель Розы». В этом году Ульяне Лопаткиной было предоставлено право исполнения нового, эксклюзивного номера от легендарного хореографа, свидетелем чего и стал наш фотограф.
Тут следует вспомнить об одном интересном факте. Происхождение слова «балет» связано с итальянским balletto — уменьшительным от ballo, «танец». Однако латинский глагол ballare («плясать») имеет греческие корни, означая в первоисточнике совсем иное — «бросать, ронять, кидать, валить» и... «совершать резкие движения». Так римляне называли безумные пляски вакханок — не танцы, но ритуалы.
Марина Гуляева, отслеживающая своим чутким объективом все формы сценического движения (музыкальный театр, перформанс, классический и современный балет), с горечью говорит об «истреблении в России прим-балерин как класса духовных существ» и попытке превращения их в «механизм балетмейстерского самоудовлетворения». Именно Марина с горячечным исступлением после увиденного в Москве объясняла нам на примере отснятого материала близость танца Лопаткиной актуальному искусству. Балерина, в течение многих лет проповедовавшая незыблемые истины классического балета, ставшая знаковой фигурой «Лебединого озера» с его показами в «переломные моменты русского духа» и превратившегося в богослужение и тризну, «скрепу духовной жизни», вдруг сделала шаг в сторону еретического нечто. В «новом» танце Ульяны Лопаткиной откуда ни возьмись появились жесткая самоирония и грустное сомнение в истинности балетных стандартов — вообще стандартов, она как бы осуществила религиозный акт юродства, превратив балетный номер в актуальный жест, полный смыслов, в котором, как сказал бы Александр Давидович Боровский, был артикулирован «месседж» о духовном очищении и изгнании духа перформанса, враждебного Красоте. Другое дело, что Божественная всегда может обернуться Лебедем или Бриллиантом, в то время как большинству актуальных перформансистов это не грозит.
Константин Троцкий
НОМИ 06/2008
|