"Танец — моя речь"



Прима российского балета — солистка Мариинского театра Ульяна Лопаткина может возглавить балетную труппу театра. Но говорить с "Огоньком" она согласилась лишь о своих взглядах на современный балет


— В Москве вы представляли балет Астора Пьяццоллы, уникального классического композитора, чья музыка понятна всем. Скрипач Гидон Кремер полагал, что музыка Пьяццоллы способна вернуть массового слушателя к классической музыке. Если говорить о балете, насколько музыка способна облегчить восприятие балета?
— Музыка не только облегчает восприятие движения. Импульс и желание двигаться, по идее, происходит от музыки. Поэтому оторвать музыку от танца было бы просто жестоко, танец потерял бы смысл. Есть, конечно, еще ритм, который заставляет двигаться, но все равно музыка — это основная составляющая танца. Все это моя речь, мой голос. Грустная, печальная, радостная, меланхоличная, музыка говорит о том, что происходит между танцовщиками. Если вы послушаете вступление к балету "Лебединое озеро", то почувствуете, что именно произойдет в этом спектакле.
— Стало уже общим местом сетовать на то, что в России интерес к балету как к национальному достоянию ослаб. Об этом говорят и многие артисты, и хореографы.
— Я согласна с этим. Причем ослабело не просто зрительское внимание к искусству, а к балету как к объекту высококачественного досуга. В Нью-Йорке, в Европе, например, существует такая традиция — субботний вечер многие предпочитают сначала проводить в театре, а затем в кругу друзей, обсуждая спектакль за бокалом вина или чашкой чая. Именно эстетическая сторона этого искусства, может быть, стала менее востребованной. Возможно, из-за этого нет сегодня инвестиций в это искусство. Может быть, уже не так дорожат искусством балета, не так поддерживают, как во времена Сергея Дягилева, Анны Павловой и Вацлава Нижинского, в легендарные времена прорыва русского искусства и парижских сезонов. Но здесь есть и объективная причина падения интереса к балету. Искусство в нашей стране до сих пор представляется в виде классического балета, классических сочетаний и форм живописи, музыки и рисунка танца, в то время как и темп жизни, и ее изображение в искусстве стали другими. Классический балет для большинства россиян — это уже некая старина, изысканное прошлое. В чем-то они и правы: балет в России в большей степени — это традиция, нежели новаторство.
— Вы согласны с мнением хореографа Бориса Эйфмана, который с тревогой говорит о том, что академия им. Вагановой начала штамповать "серых мышек" — технически совершенных, но лишенных сверхзадач, желания "перевернуть мир"? И поэтому сегодня в русском балете очень мало тех, кто по-настоящему заслуживает титула звезды...
— Это очень категоричное высказывание. Я думаю, что Борису Яковлевичу виднее и он имеет право на такое высказывание, поскольку у него, как у руководителя балетной труппы, высокие требования к приходящим исполнителям. По поводу того, что в балете сейчас мало звезд, я могу сказать, что звездами не рождаются — это большой труд. Это не просто уникальный талант одного человека. В балетном искусстве — это труд в зале, ежедневное достижение результатов и шлифовка техники. Техника тоже очень важна — она помогает тебе стать внутренне свободным.
— Похоже, что балет XXI века переживает глобализацию, которая приведет к единообразию, такая стилизованная классика, которую, как сказал Форсайт, "весело ставить и весело танцевать". То есть эмоции, драматизм, глубина переживаний исчезнут?
— Действительно, чувства и человеческие переживания, понятные зрителю, постепенно ускользают из балета. Такой балет постепенно становится самодостаточным — в плохом смысле слова. Он уже как бы не нуждается в зрителе, он существует сам для себя. Я за то, чтобы зритель тоже участвовал в создании спектакля: а если нет чувств, нет истории, а есть только рисунок танца — тогда зритель быстро теряет интерес к происходящему на сцене. Бессодержательная, бесчувственная форма может быть одним из направлений танца — рисунок как самоцель, движение как самоцель, движение под музыку как основная идея, но она конечно же не может быть единственной.
— Выдающийся Хулио Бокка не стеснялся того, что станцевал в бродвейском мюзикле и выслушал множество упреков: измена классике, вызов общественности... А может, это последствие все того же мирового балетного кризиса?
— То, что Хулио Бокка выступил в бродвейском мюзикле, это его дань уважения к другим формам искусства, но это вовсе не означает, что он спустился со ступени классического танцовщика до шоумена. Трагедии я тут не вижу. Всему есть свое место. Для танцовщика в Европе, вообще на Западе не зазорно участвовать в разных жанрах искусства, в том числе и массовых. Легкий жанр обладает преимуществом позитивного взгляда на мир. Иногда серьезному танцовщику, чтобы совсем не замыкаться на себе, в своем мире, чтобы сохранить разносторонность, полезно вырваться за академические рамки.
— В 2009 году вы летали над сценой благодаря хореографу Бену Хьюсу и "Шотландской симфонии" Баланчина на музыку Мендельсона. Можете поделиться ощущениями?
— "Шотландская симфония" — это для меня премьера нынешнего сезона. Мне она нравится своей легкостью, оригинальностью, характерными особенностями костюмов. Для солистов эта партия отличается особой скоростью в прыжках и беге — нужно летать из одного конца сцены в другой, причем с такой быстротой, которая нечасто встречается в классическом балете. В этом сезоне я наконец и сама полетала, и получила большое удовольствие от репетиционной работы и конечно же от спектакля.
— Обычно жизнь на сцене заканчивается к 35-40 годам. В какой момент вам хватит силы воли сказать: "Все, ухожу"? Вы ведь наверняка задумываетесь о запасной площадке?
— Я спокойно отношусь к тому, что когда-нибудь нужно будет сказать себе "все". Надеюсь, у меня хватит сил сделать это вовремя. Не обязательно танцевать до последнего момента классику. Классический балет в этом отношении более жесток, чем современный. Современная хореография не всегда требует от танцовщика, чтобы он танцевал на пальцах, с идеально вытянутыми коленями, в безупречной форме. Поэтому я не исключаю для себя возможности более длительной танцевальной карьеры вне классического танца.
— В Петербурге ходили разговоры о том, что вас прочили в художественные руководители балетной труппы Мариинского театра после отъезда в Италию Махара Вазиева. Многие отмечают вашу железную волю и твердый характер. Или это сугубо мужская работа?
— Это очень непростое занятие — руководить людьми, поддерживать творческий процесс, создавать атмосферу. Мужская это профессия или женская? Это зависит от личности. Я знаю очень многих женщин — руководителей балетных компаний. В Парижской опере балетом руководит Бриджитт Лефевр и делает это очень успешно. Причем она занимается этим уже достаточно давно. А каково будет мое будущее — время покажет.
— Кому бы вы передали заветный медальон Марии Тальони, хранившийся у великой Галины Улановой и переданный вам согласно ее завещанию?
— Я пока его храню у себя, хотя достойных претендентов достаточно. Кроме прочего, он мне очень дорог.
— Вы с четырех лет занимаетесь балетом, посвятили этому искусству всю свою жизнь. Вашей дочери 8 лет. Она уже сделала первые шаги в большой мир искусства?
— На сегодняшний день мы с ней решили, что будем искать студии танца разного направления, так как ей очень нравится двигаться. Но она считает классический балет очень сложным и болезненным. Так и сказала: "Мама, мне больно". Я хочу обязательно сохранить у нее любовь к танцу. Русская школа балета предполагает очень высокую требовательность педагога, даже к маленьким детям, которые, быть может, не собираются становиться профессионалами. Такой подход иногда оборачивается жесткостью в преподавании, в результате дети теряют интерес к танцу. Им просто хочется танцевать, а здесь надо стоять, выворачивать ноги, подолгу держать позы и многое другое.
— У балетного спектакля совершенно особая атмосфера, которую сложно передать через телевизионный экран. Сейчас классические и современные балетные постановки можно увидеть только на телеканале "Культура". Телевизор и балет — насколько они способны взаимодействовать?
— Я вообще ценю телевидение за то, что оно может создать из любого представления, драматического, балетного или оперного, совершенно новый для восприятия спектакль. Это порой абсолютно самостоятельное произведение. У оператора есть возможность выхватывать такие уникальные, скрытые от глаз зрителя, сидящего на галерке или в конце партера, моменты, фиксировать малейшие переживания на лице как актера, так и танцовщика. Телевидение тоже бывает "высоким". Если серьезных, насыщенных кадров набирается много, то можно создать совершенно другой взгляд на сценическое действие и сделать его даже более эмоциональным. Со своим педагогом я имела возможность участвовать в монтаже своих сольных гала-концертов. Мы фантастически сотрудничали с командой телевидения, хотя и не без сложностей — балетный взгляд на рисунок танца отличается от телевизионного. Но именно в этом сотрудничестве я увидела, что можно создать движения невероятной красоты в разномерном пространстве. Поэтому союз телевидения и балета необходим.


Беседовали Наталья Александрова, Наталья Шергина

Журнал «Огонёк» № 21 (5131) от 31.05.2010

Сайт создан в системе uCoz